Имя в книгу трезвости

Любезный N.
С великой радостью вношу Ваше имя в книгу трезвости Татевской церкви. Заочных членов в нашем обществе множество; множество возникло самостоятельных обществ трезвости по образцу нашего. Но до сих пор всего менее это дело встречает сочувствие в духовных академиях,без содействия коих оно не может получить широкого и прочного развития.

Церкви наши пустуют. Усердный священник лишается возможности действовать проповедью церковною на свою паству, ибо эта паства во время службы – в кабаке.

И, что хуже, – пьянство страшно распространено в самом духовенстве. Причетники почти поголовно – пьяницы, и поэтому благоговейная служба невозможна. Очень велик также процент священников, пьянствующих в такой мере, что службы беспрепятственно опускаются или, что еще хуже, совершаются священниками в нетрезвом виде.

И это происходит в такой момент, когда принимают грозные размеры рационалистические секты, поднимающие знамя абсолютной трезвости! Не ясно ли как день, что это знамя, это оружие должно быть выхвачено нами из рук врага? Доколе будем мы терпеть, чтобы очевидные факты подтверждали в глазах людей темных кощунственное отождествление православия – с пьянством?

Подумайте также о судьбах Вашего сословия. Знаете ли Вы, что почти нет священнической семьи, в коей бы не имелось случаев душевных болезней – этого постоянного спутника алкоголизма в последующих поколениях? Сообщите эти строки Вашим товарищам. Повторю: их равнодушие к этому делу – явление в высшей степени прискорбное, ибо академии задают тон семинариям, а через них всему духовенству.

Преосвященнейший Владыка! Сердечно обрадовался, увидев Ваш почерк. Еще более порадовался, узнав из Вашего письма, что Вас утешают добрым деланием воспитанники Казанской академии. Против напечатания моих писем ничего не имею.

К сожалению, утрачено одно письмо, именно первое, служившее как бы предисловием к прочим. Попытаюсь написать взамен несколько строк. Прошу уделить мне экземпляров 50 брошюрки. Нужны они мне как приложение к письмам, которые нередко приходится мне писать на ту же тему сельским священникам, воспитанникам духовно-учебных заведений. Именно в этих видах подумывал я о напечатании «писем».

О себе писать нечего. Лета и недуги свели на нет прежнюю мою деятельность. Учить более не могу. Даже простое посещение школ, основанных и содержимых мною, становится крайне затруднительным. Зато радует меня деятельность многих моих учеников. Еще отраднее – очевидный нравственный подъем в среде нашего местного духовенства. Обширная моя корреспонденция дает мне повод полагать, что это – явление не частное и не местное, и что немалую роль в нем играет повсеместное возрождение церковной школы.